Ночная пуля. Остросюжетные повести и рассказы - Борис Штейман

Подумав, она печально объяснила:

– Ты – рыцарь!

– Что верно, то верно, – подтвердил я, задерживать воздух уже было невмоготу, грудная клетка с шумом опала, живот с благодарностью принял естественную форму.

– Толстый рыцарь… – самокритично признал я. – Толстый уютный старый рыцарь.

Она обняла меня сзади и прошептала:

– Красивый…

Идиллию прервал телефонный звонок.

– Да… есть! Немедленно! – чеканил я в трубку. Медленно с достоинством повесил ее обратно.

– Все! Кончились каникулы. Снова в строй! – обрисовал кратко ситуацию. – Больше ничего сказать не могу. Не имею права. Ты как-никак с чужого поля ягода. Извини!

– Не отпущу! – заплакала она и еще крепче меня обхватила.

Я попытался высвободиться, но с первой попытки это сделать не удалось. Девчонка была тренированной. Кажется, это у нее серьезно. Самолюбие, конечно, тешит, но могут быть неприятности… И немалые. Через десять минут подадут машину…

– Я тебя тоже лублу! – как можно нежнее произнес я.

Оковы пали. Ласково поцеловал ее в лоб.

– Понадобился – вызвали! – важно и многозначительно сказал я. – Ничего не поделаешь, надо одеваться.

Открыл светлого дерева, фанерованный платяной шкаф. Скрипнули дверки. Достал китель, галифе, сапоги. Блеснули орденские планки. Внизу засигналила машина. Высунулся в окно. Прислали «ЗИМ». Неплохой признак. Ожидания, надежды засуетились в голове.

– Захлопнешь дверь, – бросил на прощание подружке.

Звонко зацокал каблуками по кафельному полу лестничной площадки. Свет слабо пробивался сквозь пыльные оконные витражи. Щеки приятно пощипывал огуречный лосьон. Настроение было, ну, просто превосходным. «А ведь я к ней умудрился привязаться…» – подумал не без меланхолии про Джойс.

Шофер вытянулся по стойке смирно, отдал честь и открыл дверцу. «Понадобился – вот и вызвали», – повторил я про себя самодовольно.

Взбежал по широким каменным ступеням. Легко подалась тяжелая темная дубовая с начищенными до блеска латунными ручками двустворчатая дверь.

– Ну здравствуй, здравствуй! Проходи, проходи! – Сергей Иванович крепко стиснул мне руку. – Что? Есть еще силенка у старика? – поинтересовался довольно.

– Чуть пальцы не сломал! – затряс я нарочито рукой.

Повадились, паразиты! Ну ладно, баба дурака валяет… А этот? Воспитаньице, ничего не скажешь!

– То-то, брат! Ну да к делу. Генерала дать не могу. Только полковника. Соглашайся и не думай!

– Почему генерала не можете? – нахмурился я.

– Будто сам не знаешь? Связь с иностранной гражданкой – раз! Это, голубочек, не шутка. Перерыв в службе – два! Мало? Сам виноват! Раньше надо было думать. Ну-ну, не грусти. Мы ее проверим и тогда, если конечно все чисто, будешь генералом. Будешь! Как она вообще-то?

– Не очень… – честно признал я.

– То-то! – довольно загоготал Сергей Иванович. – Всегда говорил, лучше русских баб никого нет! – неожиданно надолго задумался. – Нет, вру, пожалуй. Была у меня одна, полька. Еще во время первой мировой. Думал, живым не оставит. Ха-ха! Ну все. Все! Иди, иди… – снова задумался. – Иди с Богом! Теперь так можно. И… нужно!

Подтолкнул в спину. Я оказался в коридоре на толстой ковровой дорожке. «Может, послать их всех на три буквы… или еще куда? Генерала не дали? Не дали! Хотя имею полное право. Возраст-то совершенно генеральский. Ладно, нечего горячиться. Поживем – увидим. А это всегда успеется». Мимо сновали офицеры. «Ни одной знакомой рожи… – подумалось с грустью. – Эх время, времечко! Неумолимо идет себе и идет…» Подбежал молоденький лейтенант:

– Виноват, товарищ полковник! Срочно к генералу!

«Что за черт?! Я ж только от него. Может, передумал и решил все же дать генерала?» – затеплилась слабая надежда. Возвращаюсь. От прежнего приветливого добродушия ни следа.

– Слушай, дружочек! Взглянул я в твое личное дело. Это что ж у тебя за имя такое? – Сергей Иванович порылся в бумагах, водрузил на нос очки, старательно выговаривая, прочел: – Бертольд!

– Обычное. Сокращенно – Берт, – ответил я.

– Сокращенно Берт – это лучше, – немного успокоился Сергей Иванович. – Почему это я раньше не обращал внимания? Все Берка да Берка! Опять кадры напортачили? – придирчиво осмотрел мою фигуру, перетянутую многочисленными ремнями, и пытливо заглянул в мои прозрачной голубизны глаза: – А ты, часом, не еврей? – поинтересовался ласково. – Не по анкете, а так, по жизни?

– Нет, товарищ генерал! Я – не еврей! – твердо отчеканил я, пригладил редеющие прямые льняные волосы и, как бы ненароком, дотронулся до своего курносого носа. Хотя на самом деле… Впрочем, национальность – это в чистом виде одно самочувствие и больше ничего. В основном… Во всяком случае, так мне казалось в этот момент. – Отец из рязанской области, крестьянин, мать со Ставрополья, крестьянка, всю жизнь батрачила на отца.

– И добатрачилась! Я сам со Ставрополья… или с Сибири? – вопросительно уставился на меня Сергей Иванович. – Неважно. И тоже батрачил на отца. Ладно, ступай! Если что, пеняй на себя. Хотя сейчас ты можешь быть в кадрах хоть кто! Хоть Бертольд! Официально, конечно. Но многие этого не понимают. Вот я, например, этого не понимаю. Ведь армия все же русская? Или я ошибаюсь?

– Ладно, пойду работать, – хмуро закончил я, нарушая субординацию.

Подобные разговоры я не одобряю, так как являюсь подлинным интернационалистом, возможно из-за своего имени. При выходе из приемной поинтересовался у адъютанта:

– Как у Сергей Иваныча дела с Манюськиными?

– Вроде бы все нормально… последнее время, – ответил тот и добавил: – Возьмите, товарищ полковник, папочку. Сергей Иваныч просил проработать.

Кабинет был неплохой. Большой. Сейф, стулья, кресло на колесиках, на стене часы и карта военных действий. «Крымская компания», – установил я без труда. Давало знать блестящее военное образование. Стол был удобный – широкий и много ящиков. Это я очень ценю. Раскрыл сафьяновую папку. Прочел: «Манюськины». Справа вверху гриф: «Сов. секретно». Теперь это называется: «Вроде бы все нормально…» Стал читать.

1. Заселение. Точная дата появления Манюськиных в ушах Сергей Ивановича не установлена.

2. Род занятий. Мелкое кузнечное дело (поделки). Занимается глава семьи.

3. Состав семьи. Сам, его супруга, двое (?) детей, старший – Санька, Манюськинская бабка.

4. Первое обращение Сергей Ивановича к врачу 27.04.

5. Окружение (друзья-приятели). Епиход (из той же деревни, земляк), Глобовы (из тех же краев, земляки).

6. Особые данные. Глава семьи отсидел за хулиганство. В перестроечный период баллотировался в нардепы. Не прошел.

7. Особые сведения, собранные агентом по месту прежнего проживания в виде отчета по командировке:

«Местные жители сообщают, что в деревне с Манюськиными связываться боялись. Звали их „маленькими“, а не по фамилии. Типа, вон, маленькие куда-то пошли, верно, за грибами. Завидовали. Манюськины знали места. И возвращались всегда полностью груженными. Также касательно ягод и орехов. Дружбу Манюськины водили только с Епишками. Потому как доводились им дальней родней. Прапрадед Манюськина и прапрадед Епишки вместе барабанили еще в Крымскую. Оттуда привезли себе маленьких чернявых баб. Настоящих лохмудеек. То ли гречанок, то ли турчанок. Те ни бельмеса не понимали по-нашему. И были вроде как сестры. А может, и нет. Короче, так народ говорит. А что на самом деле было – неизвестно. Хотя некоторая схожесть между Манюськиными и Епишками все же имеется. Быстрые, маленькие и слегка психованные».

Далее прилагались командировочное предписание и проездные билеты. В графе «Спецрасходы» были аккуратно подклеены водочные этикетки. Видимо, агент пытался выбить из бухгалтерии дополнительную оплату. Завершала отчет подпись агента: Мемучо.

Определенные стилистические особенности отчета и известная нарочитость в виде водочных этикеток указывали на то, что агент Мемучо – человек опытный. Причем весьма осторожный, не доверяющий до конца даже своему родному ведомству.

В п. 8 указывалось, что имеется еще приложение на 22 стр.

Не успел приступить к приложению, как звонок.

– Срочно к генералу! – услышал знакомый голос адъютанта.

Положил папку в сейф и отправился к Сергею Ивановичу.

– Тебя переводят во внешнюю разведку, – сухо оповестил он. – Манюськиными заинтересовались на самом верху, – ткнул пальцем в потолок. – Да, кстати. Ты теперь генерал. Почти как я. Вот видишь, я свое слово держу. Ну, ладно, не забывай старика!

Троекратно поцеловал меня.

– По русскому обычаю, – объяснил он на всякий случай.

– Да я знаю этот обычай хорошо.

Видимо, сомнения не покидали старика Иваныча.

– Кстати, ты все же не еврей? – снова подозрительно поинтересовался он. Я уже готов был признаться, но Сергей Иванович продолжил: – Да-да, ты говорил, что нет… – задумался. – А жаль. Ей-богу, жаль!